КАК ДЯДЕНЬКА ВОЛОВ ИСКАЛ ВОЛКОВ (Рассказ деревенского школьника)
Постойте, когда это было? Да как раз в конце четвертой четверти, перед летними каникулами. Меня учительница послала в сельсовет: какие-то сведения отнести председателю. Я отнес и уже хотел назад идти - вдруг входит в сельсовет старичок в темных очках. Несуразный какой-то: все у него шиворот-навыворот. На плече двуствольное ружье. Только я никогда такого не видел: комолое, без курков. И повешено не так, как наши охотники носят: дулом вверх, прикладом вниз, а кверху ногами - вниз дулом. Заместо охотницких сапог - дырявые сандалии. Мешок заплечный у дяденьки почему-то на животе болтается. И кепка на голове задом наперед, козырек на затылке. Дяденька поздоровался с председателем и полез в свой мешок. Удобно так у него приспособлено на груди, и снимать не требуется - развяжи и доставай что надо. Вытащил из мешка книжечку, из книжечки бумажечку и тянет ее председателю. Председатель прочел вслух: "Областной охотоинструктор по борьбе с волками товарищ Тит Волов". - Вы сигнализировали в Облисполком насчет волков? - спрашивает дяденька. Председатель говорит: - Было такое дело. И откуда, понимаешь, взялись, уже сколько годов не было. И все больше по речке Быстрянке. Леса у нас большие, крепи да чащобы. Как их там, понимаешь, взять? - Умеючи надо, - дяденька говорит. - Сейчас самое время волчат брать. Волчицу застрелить. Большая премия от государства. Где последние дни волки на скот нападения делали? - Да все, понимаешь, по Быстрянке. У деревни Усть-река три дня назад овцу зарезали. Вчера в Истоке собаку утащили. Дяденька подошел к стене: там план всей нашей земли висит, всех колхозов - где поля, где лес, где деревни. Я думал, у него очки, чтобы лучше видеть. А он их на кончик носа сдвинул, сам прищурился и носом по карте водит. - Вот, - говорит, - Исток и вот Усть-река. А в "Красном пахаре" не видали волков? - В колхозе "Красный пахарь" их нет. - Добре, - обрадовался дяденька. - Так я оттуда и начну. Вот с деревни Луговой. - Луговая, понимаешь, как раз Краснопахарьского района. На что тебе туда? - Как на что? - рассердился дяденька. - Ясно, кажется, сказано: "Борьба с волками". Не на дачу к вам приехал. Мне время дорого. Не в одном вашем районе волки появились. Война была. Волки войну любят, - вон их сколько развелось всюду. - Это все, понимаешь, понятно. Я к тому только, что не туда идешь, где их найдешь, а туда, где их нет. - Плохо вы, видно, мое имя прочли и фамилию. Потрудитесь еще раз прочесть. Председатель взглянул в бумажку, говорит: - Тит Волов. Так и есть. - А теперь наоборот прочтите, сзаду наперед. - Обратно, понимаешь, Тит Волов получается, - удивился председатель. - То-то вот, - загадочно говорит дяденька. - Наоборот-то часто даже лучше выходит. - Ну, дело твое, товарищ Волов. Вон иди с Ванюшкой, - председатель на меня кивнул. - С Луговой парнишка. Старичок попрощался с ним, и мы пошли. Я перво боялся его: думал, он сердитый. Молчу иду. И он молчит. Прошли околицу. Дяденька на небо посмотрел. Небо все в тучах. Он очки снял и на ходу в мешок их убрал. - Очки, - говорит, - у меня от солнца: глаза берегу. Гляжу на него: враз лицо доброе-доброе сделалось. И начал тут дяденька всякие истории рассказывать. Перво все про волков. Какой они ужасный вред приносят колхозам и государству. Что ни год, говорит, в нашей стране миллион голов скота через них не досчитывают - на двадцать миллионов рублей убытка. А что на людей волки бросаются, - это, говорит, больше бешеные. Ну, раненый волк если, тоже может кинуться. А так - нет. Здоровый волк человека боится. Со страху про него и люди сказки рассказывают. Куда, говорит, ни приедешь, всюду один рассказ: - У нас в колхозе, правда, случаев не было. А вот из дальней деревни шла зимой учительница в город, в район, так ее - это уж верно! - волки съели. Утром едут колхозники, - глядь - на дороге одни каблучки лежат да косыночка. Смешно мне стало: ведь и у нас в деревне точка в точку такие страхи рассказывали! А старичок дальше да дальше: про всяких разных зверей рассказал - животики надорвешь! Я и не заметил, как мы к нашей Луговой подошли. - Ну, хозяин, - говорит старичок, - пустишь к себе ночевать? Я скорее к мамке, все ей про него рассказал. Пустила она - и крынку молока поставила. Утром дяденька говорит: - Веди, - говорит, - меня, Ванюша, к вашим пастухам. Пастухи всегда все про волков знают. Я повел его вдоль Быстрянки, потом по ручью в лес: там у нас весной пастьба. Дед Макар, пастух наш, на пеньке сидел, грелся на солнышке. Федька, подпасок, за коровами, которые от стада отбились, бегал с кнутом, а как нас приметил, - сейчас пришел. Дед Макар - он тугой на ухо - долго не мог в толк взять, про чего это у него дяденька-охотник спрашивает. А как разобрал, только головой затряс. - И-и, милый, - говорит, - какие те волки! Волки у нас еще с той ерьманской войны совсем повывелись, бог миловал. Ты в Исток иди, иди в Устьреку: там, бают, объявились. А Федька-подпасок говорит: - А я два раза видел. Один раз утром, другой раз вечером, как стадо домой гнать. Эвон там, звон за ручьем-то, на горушке. Только это не волк был - собака. Паршивая такая - шерсть клочьями лезет. Я на нее как щелкнул кнутом, она - порск! Смехи! Я сам перво думал - волк. А она, вишь собака какая трусливая; от хозяина, верно, убежала. Дяденька засмеялся: - А скажи, герой, - говорит, - уши у нее торчком, хвост крюком? - Уши торчком, - Федька говорит, - а хвост поленом: между ног со страху поджала. - Утром куда же эта собачка шла? - Туды вон, - Федька махнул кнутовищем по ручью в лес. - А вечером оттуда. - Ну, значит, тут по ручью и надо искать ее. Тут у нее и щенята. - Дак это никак твоя собачка, дяденька? - догадался Федька. - Щениться, значит, ушла. Однако, чай, там нипочем ее не найти: болото здесь, в лесу, чаща такая - все равно как стена. А дяденька все посмеивается: - Ошибся, милок: не моя это собачка. Собачка эта вовсе бесхозная. А вот скоро, надеюсь, будет моя. Пойду ее искать. Сам мешок с себя снял, на спину перевесил, штаны закатал выше колен, взял ружье в руки и прямо в ручей да в лес. Я только спросить у него успел: - А что же, дяденька, охотницкие сапоги себе не заведете? В сапогах способнее. - А на что они летом-то! - ответил. - Вода теплая. А в сапоги-заколенники попадет вода, потом мучайся с ними. Летом, брат, охотнику обувь нужна, как решето: войдет вода и выйдет. Беги, Ванюша, в школу - опоздаешь. Вечером тебе щеночка принесу. Целый день я все про этого щеночка думал: неужто волчонка принесет? Долгий тот день показался мне. Уж солнце зашло, смеркаться стало; тут только пришел дяденька. - Обманул, - говорит, - я тебя, Ваня: нет щеночка. И замолчал. Так, молча, поужинал и спать лег. Я вижу: расстроенный, и уж спрашивать у него ни о чем не стал. На другое утро он ушел до света, я еще спал. И к ночи вернулся - пустой опять. И уж щеночке ни слова. Задумчивый. Что-то под нос себе бормочет. Некоторые слова я разобрал: - Ошибка, ошибка… Все может быть… Экая хитрая бестия! Стали спать укладываться. Вдруг он говорит: - Ванюшка! Никак завтра воскресенье? - Воскресенье и есть, говорю. - И в школу тебе не идти? - А как же: выходной ведь. - Так слушай, милок! Помоги мне. Пойдем со мной завтра с утра. А то там, понимаешь, такой чертов переплет в ивняке-то - никак мне не пробиться. А ты ростом невелик - пролезешь. Хорошо, - мамки в избе не было. Сейчас бы заругалась: "Что, - мол, - ребятенка на какое дело подбиваете! Разорвут его волки, не пущу!" Мы с ней ведь догадывались, что Федькина-то собачка волк была. Я и говорю ему: - Только мамке не сказывайте. Я будто за пестышами пойду с ребятами. - А что это - пестыши? - спрашивает. - Хвощ по-ученому. На ржаном поле его много. Головки больно вкусные. - Ладно, - говорит, помолчу. Только ты не бойся: опасности никакой и ружье у меня. - Я не девчонка. Утром я нарочно первый ушел. Круг дал - и к пастухам. Туда и дяденька подошел. Федька, хоть ему и невдомек, кого по правде мы разыскиваем, тоже с нами увязался. Совсем немного мы отошли по ручью, - покрыл нас с боков и сверху густой ивняк. Как в нору попали. - Ну вот, - говорит дяденька. - Отсюда начнем. Лезь, Ванюшка на правый берег. А ты, Федя, на левый. Ищите щенят. Найдете - меня крикните. Я вперед пройду, там не так крепко. Близко буду, услышу. А не найдем ничего - опять здесь в полдень сойдемся. Полезли мы с Федькой: он в одну сторону, я - в другую. Лист на кустах еще небольшой: видно все-таки впереди, особенно понизу. Только ничего такого неприметного, никаких волчьих следов или еще там чего. Ну, трудно лазать: кочки, между ними вода, как чай густой, коричневая. Ветки по лицу то и дело хлещут. Где тут волкам жить! Утку одну видел да маленьких каких-то птюшек болотных. Трещат: верно, гнезда у них тут на кустах. Дальше суше стало. Тут, слышу, сороки стрекочут. Увидели меня - еще пуще закричали. Да таково их много - не меньше десятка собралось. И такая у них тут вонь - тошно даже. Ну вас, думаю. Совсем оглушили! Устал я шибко. Хотел присесть - отдохнуть. Гляжу: солнце уже прямо над головой стоит, - полдень. Я скорей назад. На ручье уже дяденька и Федька меня ждут. Уж кричать меня хотели. Дяденька говорит: - Мы с Федей ничего не нашли. Не приметил ли ты чего-нибудь? - Никаких следов, - говорю. - И искать в этой стороне не стоит: там одни сороки, целая куча их, и запах там тоже нехороший - вонько пахнет. А дяденька обрадовался. - Да ну, - говорит, - неужели сороки? И дух тяжелый? Веди меня скорей туда! - Трубку он курил - и трубки не докурил: выбил ее о приклад ружья, огонь в воду посыпался. А мне неохота опять в эту гущину лезть: весь обдерешься и устал как собака. И что, думаю, он все шиворот-навыворот делает. Придумали волков искать, где их никто не видел! А теперь сорокам обрадовался. Сорока - птица осторожная: человек ли, зверь ли - сейчас затрещит и улетит. Ну уж, думаю, все равно. Представлю его сорокам, а там недалеко пробраться по кустам до бора. Скажу - мне недосуг, сам бором - и домой. Повел его. Федька не пошел: говорит, дед заругается, коровы разбредутся, - надо иттить. Сороки на том же месте оказались. Как затрещат! И вот поди же ты: всего мне было с полсотни еще податься - и сам бы я нашел волчье логово! Горушка там дальше, и в ней нора - совсем неглубокая, под корнями сосны. А по склонам все кости белеют: птичьи, заячьи, овечьи, собачьи. От них и дух такой тяжелый. Волчата лежали в норке клубком. Дяденька развязал мешок и начал хватать щенят одного за другим за шиворот. Шесть штук их оказалось, шесть штук он поклал в мешок. Серенькие они, хвостик веревочкой, глаза еще только прорезались. А я все больше по сторонам поглядывал: вдруг да вернутся волк и волчица? Жутко все-таки… - Ну! - весело так дяденька говорит, - тут нам делать больше нечего. - А волчицу хотели убить? - Ни волка, ни волчицы мы с тобой не увидим, хоть они и рядом тут оба, в кустах сидят и нас слышат. Волчицу взять - это особое дело. Идем, идем скорей, Ванюша. За горушкой опять были кусты, но уже не так много. Скоро мы поднялись в гору, а там - чистый бор. Тут дяденька остановился. Покрутил головой и говорит: - Ну, нам с тобой сюда. Вот этой тропкой пойдем. - Что вы, дяденька, - говорю. - Совсем наоборот: нам вон куда надо. Тут до деревни рукой подать. А он так сердито на меня поглядел. Брови сдвинул. - Ты, - говорит, - меня не учи, мальчик. Ученого учить - что мертвого лечить. Делай, что я тебе говорю, и помалкивай. Не все против ветра ходить: иной раз и по ветру надо. Зло меня взяло: опять он наоборот делает! Ведь этой тропой, что он хочет, половину бора обогнем, а потом назад полями шлепай - по жаре-то! Все-таки ослушаться его не посмел. Иду вперед. Он - следом. Скоро вышли мы тропкой на поляну, перешли ее. Тут он сзади тихо так говорит мне: - Иди, не оборачивайся, не останавливайся. И вот тебе это, не тяжело будет? Сам кладет мне на плечо мешок с волчатами. Перекинул мне ремни на грудь. - Иди, - шепчет, - иди потихоньку. Не останавливайся. Да смотри не оборачивайся, а то худо будет! Здорово я тут струхнул. Ясно же, полоумный старик! Зачем он шепчет? На что меня вперед посылает и оборачиваться не велит? Сейчас как даст из обоих стволов в спину!.. Похолодел я весь. Иду, оглянуться не смею. И его за собой не слышу. А тропка, как нарочно, прямая-прямая! Хоть бы какой поворот. Я бы завернул - и со всех ног! Прямо ноги у меня заплетаются со страху. И в голове мутится. Не знаю, сколько и прошел так… Вдруг - ббах! - сзади. Я как подпрыгну! Мешок бросил - и деру! Слышу, кричит сзади: "Куда ты, куда! Стой!" Я обернулся. Смотрю: он далеко, у той поляны. И что-то с земли поднимает. Поднял - волк! Тут я и страх забыл. Побежал скорей назад. Мешок подобрал - и к нему. А он уже идет навстречу, - мертвый волк на плече. Передние лапы дяденька на грудь себе перекинул: волчий хвост по земле волочится. - Что ты, дурашка! - говорит. - Чего напугался? Это волчица. Я уж знал: она за нами следом крадется. Смотрит, куда ее волчат несем. Потом ночью пришла бы к избе: нельзя ли детей выручить? А я, видишь, тебя с мешком вперед и послал, - а сам - раз! - и за деревья. Минуты не прошло, - она бежит - нос к земле. Следы чует, а меня - нет; я потому этой тропкой пошел, что как раз нам тут ветер в спину: ей нашего запаха не слышно. Она и набежала на меня. Вот, значит, до чего дяденька хитрый: все рассчитал. Потом и говорит мне: Запомни: умнейший зверь - волк. Его прямо понимать никак нельзя. Так и знай: где он весной скотину режет, собак таскает, - там он не живет. Там его логовища не ищи. Это самец. Волчица от малых волчат не отойдет. А волк широко ходит, охотится, добычу носит волчице и детям. У логова они себя не обнаруживают, шито-крыто живут. Рядом будет стадо ходить - не тронут. Тебе будут говорить "Тут ищи!" А ты наоборот делай - и найдешь. Потом говорит: - Ты думал, сороки зверя боятся: где сороки, там волка нет. Как раз наоборот. От волчьих обедов остатки остаются - мяса кусочки на костях. Вот сороки и собираются. Они первые волка выдадут. В лесу, брат, каждый след надо уметь читать, как мою фамилию: и спереди назад, и сзаду наперед. Так-то, брат Ванюшка! Хотел он мне волчонка оставить на воспитание, - говорит, как собака будет, - да мамка не позволила. Такая меня досада взяла! А Федьке-подпаску еще досадней было, когда он увидел волчат и убитую волчицу и узнал, какие звери рядом с ним жили. Выходит, у нас с ним тоже немножко шиворот-навыворот получилось. Да только не так ладно, как у дяденьки Тита Волова.
